Буклет диска "W.A.Mozart OBOENSPITZE, volume 1 / ALEXEI UTKIN / HERMITAGE CHAMBER ORCHESTRA"

Гениальная музыка для коллег, друзей и близких

1 апреля 1777 года на службу князю-архиепископу Зальцбурга Иерониму Коллоредо поступил гобоист Джузеппе Ферленди – музыкант, о котором нам почти ничего не известно. Ферленди мог оказаться мастеровитым исполнителем, или же музыкантом средней руки, – как бы то ни было, появление этого итальянца в зальцбургском оркестре побудило молодого В.-А. Моцарта к созданию одного из немногочисленных его сочинений с солирующим гобоем, до-мажорного концерта KV 314. Уж не от скуки ли написал это произведение прославленный композитор, вынужденный проводить месяцы и годы своей юности в немилой сердцу австрийской провинции? Тем не менее, отправляясь в конце сентября того же 1777 года в ответственное турне по европейским городам и странам в поисках достойного применения своему таланту (впервые без отца, в сопровождении одной матери), Моцарт берет с собой в путь рукопись нового концерта – в качестве своеобразной визитной карточки, одного из наиболее показательных образцов своего композиторского мастерства.

Выбор Моцарта следует признать удачным: зальцбургский концерт поистине оказался сочинением «на все случаи жизни». И первыми его по достоинству оценили новые друзья композитора – виртуозы из блестящего придворного оркестра Мангейма, в общении с которыми юноша провел несколько счастливых месяцев на рубеже 1777 – 1778 годов. Фридрих Рамм – один из лучших гобоистов того времени, умевший извлекать из своего инструмента звуки удивительно нежные и глубокие, славившийся прочувствованной и вместе с тем непринужденной виртуозной манерой игры, – многократно исполнял моцартовский шедевр в качестве «ударного номера» своей программы (молодой автор концерта не без гордости сообщал об этом отцу в письмах из Мангейма). Спрос на Концерт KV 314 сохранился и впоследствии, в венский период жизни Моцарта: в 1783 году некий «гобоист герцога Эстергази» был готов выложить 3 дуката за рукопись этого сочинения.

Однако и сам Моцарт был не прочь при случае лишний раз «пристроить» вызвавший всеобщее одобрение концерт. Получив от одного из своих мангеймских почитателей, некоего Де Жана (состоятельного флейтиста-любителя, насмешливо прозванного в моцартовских письмах «индейцем», а также «бравым голландцем»), заказ на серию флейтовых сочинений, молодой композитор в спешке пытается в качестве одного из них сбыть заказчику ре-мажорное переложение концерта KV 314 для солирующей флейты. В этой флейтовой транскрипции произведение и было известно публике на протяжении долгого времени, тогда как концерт с солирующим гобоем («концерт для Ферленди») считался утраченным; лишь в 1920 году в Зальцбурге были обнаружены оркестровые партии до-мажорного оригинала.

С заказом Де Жана связывают обычно и появление на свет до-мажорного Andante для флейты с оркестром KV 315. Предполагают, что это Andante было создано в качестве замены Adagio ma non troppo из соль-мажорного концерта для флейты KV 313 – глубокого, проникновенного творения, оказавшегося, очевидно, не по зубам одному из скромных любителей флейтового искусства; упражнения этих горе-музыкантов неизменно приводили Моцарта в ярость и вызывали у него неприязнь даже к самому ни в чем не повинному духовому инструменту. Думается, сам композитор едва ли стал бы протестовать против транскрипции его Andante KV 315 для солирующего гобоя, представленной в этом альбоме.

Написанные в 1777 – 1778 годах концертные произведения для солирующих духовых инструментов великолепно демонстрируют манеру инструментального письма молодого Моцарта, вступающего в пору высшей творческой зрелости. В них не стоит искать глубоких идей и духовных прозрений, отличающих многие сочинения последних лет творчества композитора, – лучше просто насладиться тонкой выделкой прозрачной музыкальной ткани, гибкостью и свежестью мелодических линий, разнообразием оттенков лирического чувства, светлым и оптимистичным, но вместе с тем и не по годам мудрым взглядом на жизнь.

Основа ранних концертов Моцарта – оркестр, выполняющий множество различных функций: он предваряет и подготавливает вступление мелодии солирующего инструмента, подхватывает и «допевает» ее окончания, служит ей надежной, но никогда не тяжеловесной опорой; временами он вступает в диалог с солистом, но всегда остается скромным «вторым номером» в этом диалоге.

Тематический материал оркестровых разделов, открывающих большинство концертных частей, как правило, прост и незамысловат, лишен тонких индивидуальных деталей. Но со вступлением солиста все преображается. Многие мотивы в его партии сами по себе не новы. Уже знакомые нам из звучания оркестра, они по-иному претворены – словно пропущены через душу поэта, одухотворены и согреты сердечным теплом. Простейшие, иногда даже грубоватые элементы первичной музыкальной материи, все более и более меняясь, превращаются в необыкновенно пластичные мелодии, сплетаются в затейливые узоры удивительной красоты; так, в Allegro aperto ( KV 314) широкая, полная грациозных поворотов линия солиста начинает свое движение, подхватывая и постепенно переинтонируя угловатые буффонные «кульбиты» из завершения оркестровой экспозиции. Подобную манеру письма хочется сравнить с изящной ручной вышивкой; художественная изобретательность и артистическое вдохновение автора не допускают «трафаретных» повторений: каждое возвращение одного из ведущих мотивов становится поводом для того, чтобы придать мелодическому потоку новый, иногда неожиданный поворот.

Богатство тонких эмоциональных оттенков сочетается у молодого Моцарта с яркими образными контрастами между частями цикла. Написанный в форме рондо финал концерта KV 314 – на редкость сочная музыка, напоминающая бойкие и задорные песенки из французских комических опер. Раз за разом возвращаясь к удивительно складному и грациозному рефрену этой части, композитор, кажется, никак не может с ним расстаться – последнее из «возвращений» датируется уже 1781 годом, когда Моцарт использовал музыку рефрена в зингшпиле «Похищение из сераля» (как тему арии Блондхен «Какое блаженство, какое наслаждение»).

В медленных частях цикла, напротив, концентрируются самые глубокие и серьезные лирические образы. Чуткий слушатель, вероятно, сможет оценить, насколько тоньше, возвышеннее и разнообразнее написано Adagio ma non troppo из Концерта KV 314 по сравнению с предназначенным для Де Жана Andante KV 315. Обаяние последнего, тем не менее, совершенно неотразимо. Уже вступительная фраза оркестра, имитирующая аккорды струнно-щипкового инструмента, не может не тронуть сердце сентиментального любителя музыки. Следующая затем основная мелодия, также напоминающая слушателю популярные образцы домашнего музицирования 18 века, изящна, сладостна и легко охватывается слухом (как и форма пьесы в целом). Для уютного меланхолического самоуглубления композитором заботливо выделен небольшой центральный раздел в миноре, насыщенный проникновенными интонациями...

В письме от 14 февраля 1778 года Моцарт, в очередной раз жалуясь отцу на свою нелюбовь к флейтовой музыке, опасается, что иные, написанные им по заказу, сочинения будут недостойны носить его имя. В отношении Andante KV 315 эти опасения кажутся нам напрасными. Тем не менее, музыка для Де Жана, по стилю и качеству мало чем выделяющаяся на фоне других инструментальных опусов этого периода, стала одной из роковых вех в непродолжительной жизни композитора.

Моцарт так и не выполнил заказ «бравого голландца» полностью, а потому и получил, вполне справедливо, чуть меньше половины обещанного Де Жаном гонорара. И виной тому – не злосчастный инструмент, но первая серьезная любовь молодого человека – к молоденькой, подающей надежды певице Алоизии Вебер. Бедный Моцарт совсем потерял голову, позабыв не только про мало симпатичного ему флейтиста-любителя, но и про интересы собственной семьи, крайне нуждавшейся в денежных средствах. Мудрый Леопольд Моцарт, достойный представитель старого, патриархального уклада жизни, в письмах из Зальцбурга еще пытается образумить свое чадо, по-отечески укоряя его и наставляя на путь истинный. Но взрослеющий юноша воспринимает эти наставления как чрезмерное вмешательство в собственную личную жизнь; быть может, именно в этот момент Вольфгангу впервые приходит в голову мысль о том, что дорогой и горячо любимый родитель не только слишком строг к нему, но и просто его не любит.

Возникшее с этого момента недоверие между двумя прежде столь близкими людьми никогда не переходило в откровенную холодность и отчуждение. Став взрослым и самостоятельным, Вольфганг всегда проявлял почтение к Леопольду, испрашивал при необходимости его совет и родительское благословение. Однако ему так не хватало полной искренности во взаимоотношениях с отцом и другими близкими людьми!

К счастью, Моцарт был композитором, и все то, что он не мог запечатлеть на бумаге при помощи слов, находило свое совершенное выражение в гениальных звуках лучших моцартовых творений. Потрясенный смертью матери (3 июля все того же 1778 года, в Париже), он пишет не только письмо родным, в котором пытается ободрить их, облечь свое тяжелое горе в слова возвышенного утешения, но и бесподобную клавирную сонату ля минор KV 310, знаменитая трагическая тема которой звучит на фоне непрерывно пульсирующих аккордов; лишь героическое усилие воли помогает удержать этот сердечный порыв...

Девять лет спустя, весной 1787 года, Моцарт узнает о смертельной болезни отца. Он отправляет ему прощальное послание. В этом документе, датированном 4 апреля, сын пытается поделиться с родителем плодами сокровенных размышлений о смерти как источнике блаженства, сообщает о своем страстном желании немедленно отправиться в Зальцбург, чтобы заключить умирающего в свои объятия, но выражает робкую надежду, что состояние больного уже идет на поправку. И вновь все, что осталось недосказанным, композитор передает в гениальном камерном сочинении с отчаянно пульсирующей главной темой – соль-минорном струнном Квинтете KV 516.

Завершенный 16 мая 1787 года (Леопольд скончался 27 числа этого же месяца, так и не увидевшись перед смертью с сыном), квинтет поражает силой запечатленных в нем переживаний – и трагических, и просветленно-лирических, и безудержно радостных. Не стоит, наверное, описывать их словами.

Отметим только, что представленная в этом альбоме запись квинтета уникальна. Вероятно, во времена Моцарта сама идея сыграть подобное сочинение, заменив первую скрипку гобоем, едва ли могла прийти кому-то в голову. Во многих эпизодах (вспомним хотя бы виртуозные пассажи из основного раздела финала) партия первой скрипки чрезвычайно сложна, и трудно представить себе, чтобы какой-нибудь гобоист конца 18 столетия взялся за ее исполнение. С позиции чуткой к подобным переменам классицистской эстетики введение в струнный ансамбль гобоя следует расценивать как перемену жанровой природы этой музыки; из сочинения для однородного состава, предполагающего относительное равноправие участников ансамбля, квинтет превращается в своего рода камерный концерт с солирующим гобоем. Подобный эффект, конечно, не предусматривался Моцартом в данном конкретном случае, но мы знаем другие камерные сочинения композитора (прежде всего, это расчитанный все на того же Ф. Рамма квартет для гобоя и струнного трио фа мажор KV 370), в которых виртуозно трактованная партия духового инструмента явно выделяется на фоне партий других участников ансамбля.

Роман Насонов

Буклет диска "W.A.Mozart OBOENSPITZE, volume 1 / ALEXEI UTKIN / HERMITAGE CHAMBER ORCHESTRA"